Балбес – единственный и неповторимый (СИ) - Страница 77

— Нет, пока. Слушайся Анто и учись. Сегодня можешь быть свободен.

Малик поклонился и направился к выходу, Антошка следовал за ним. Но возле выхода Малик тормознулся, так резко, что Антошка врезался в его спину. Малика качнуло, но на ногах удержался и повернулся к нам.

— Господин барон, простите, но можно задать один вопрос?

— Ну, задавай! — хорошая еда всегда приводила меня в позитивное настроение.

— Вы сказали, что будете звать меня Маугли, а зовете Маликом. Почему?

— Да, ты ведь обещал рассказать! — подал голос Юджин.

Я посмотрел на кружку с чаем, потом решительно налил себе кубок вина и начал:

— Хотели знать, так слушайте! Этот рассказ о мальчике по имени Маугли…

Повесть Киплинга имела потрясающий успех. Малик и Антошка сначала слушали стоя, а потом наплевали на приличия и уселись на пол возле стены. Слушали раскрыв рты. Но ладно дети, взрослые от них не сильно отличались. Юджин вообще ерзал с горящими глазами, подливал мне вина и нетерпеливо нукал когда я останавливался промочить горло. Много я не пил, так, только дабы слова не застревали. Когда я закончил все некоторое время сидели молча, пораженные историей. Первым очнулся Тофар.

— Никогда не слышал ничего подобного, — откашлявшись сказал он. — Эта история с вашей родины?

— Да, правда написана она была не моим соотечественником, а из другой страны, но и у меня на родине эта история была популярна. Ты мне лягушонка в карман засунул, вот поэтому я и вспомнил о Маугли, — сказал я Малику.

Тот даже не сразу понял, что к нему обращаются. В глазах мальчишки все еще мелькали образы джунглей, он продолжал слышать грозный рев Шерхана и вой волчьей стаи. Антошке пришлось ткнуть Малика под ребра, а когда тот непонимающе вскинул голову, торопливо пересказать мои слова на ухо.

— Господин барон, я не достоин носить такое имя! Маугли, он ведь такой… Такой сильный и смелый! А я всего лишь мелкий воришка.

Я встал, подошел к парню, Малик торопливо поднялся, взял его за подбородок и поднял голову вверх. Посмотрел в глаза, стремясь заглянуть в душу мальчишки.

— Не стоит тебе менять свое имя. Имя, которое дали тебе твои славные родители. А что касается прозвища, так его еще заслужить надо. Твоего отца, ведь, не зря Шпорой называли?

— Конником он был отменным! В седле как влитой сидел, в лошадях толк знал. Меня учил, но мало. Дома-то он почти не бывал, работать надо было.

— Вот и будь достойным своего отца! Не обязательно воином становиться, главное, будь хорошим человеком, и шагай честно по своей дороге! Живи так, чтобы предкам твоим не было за тебя стыдно. Ты молод, перед тобой множество дорог, выбирай с умом, а выбрав, не сворачивай! Все, давай беги отдыхать, время позднее уже. Завтра будет тяжелый день.

Мальчишки убежали, время было действительно позднее. Все-таки, «Маугли», это не «Курочка Ряба», его за минуту не расскажешь.

— Тимэй, ты можешь хорошие деньги зарабатывать на историях твоей родины, — задумчиво произнес Зоренг. — У нас так истории не рассказывают. Может запишешь несколько, а я подскажу, к кому в столице обратиться. Такие вещи могут и в театре поставить!

— Нет, магистр, — отклонил я предложение. — Я слишком уважаю писателей, чтобы выдавать их творения за свои. Я на такое не пойду. Максимум, на что я согласен, это рассказывать истории в узком кругу, вечером возле камина, за чашечкой хорошего чая. Так будет правильно.

Говоря это, я заметил, как блеснули глаза Тофара. Маг сделал еще одну пометку в доклад о моей личности. Но я действительно так думал. Написать книгу, которую и через сто лет будут помнить, тут немало труда, а самое главное, таланта, надо. И пользоваться этим трудом, для своей выгоды, я не хочу. А вот насчет авторских прав на технику, тут никаких колебаний! Смогу, что-нибудь сотворить, обязательно постараюсь на этом денежки срубить. Вот такая я неординарная и загадочная личность!

Начался мой персональный ад. Гордион сдержал слово, поднял меня с рассветом и стоял над душой, пока я одевался, не давая сделать ни одного лишнего движения. Завтракать тоже не позволил, вместо этого погнал меня на тренировочную площадку. Вот и начинается мое обучение. Сейчас из меня мастера клинка делать будут! Во всех книгах этот процесс описан весьма подробно, несколько занятий и я непобедим! Ага, щаз, размечтался. На площадку то мы пришли, но до настоящих занятий было далеко. Взамен хитрых и очень секретных приемов, Гор заставил меня выхватывать и обратно вкладывать меч. Вжик, и клинок готов к бою, ши-их, и он опять в ножнах. И так тысячу раз. По тысяче на каждую руку. Напрасно я вопил, что являюсь стопроцентным правшой, дьявольский капитан был неумолим.

— Подумай сам, Тимэй, может случиться так, что правой рукой ты не сможешь работать. Например, ранение. И что тогда? Скажешь противнику: «не могли бы вы перестать меня рубить, у меня ручка болит»? Быстро обнаженный меч, это залог успеха в битве! Смотри, как надо!

Гордион встал напротив меня, еле уловимое движение, и остро отточенный кончик его меча упирается в мой кадык. Я даже шелохнуться не успел! Только гулко сглотнул, глядя на острое лезвие, которое так близко расположено рядом с моей гортанью. А капитан ухмыльнулся и таким же неуловимым движением вернул клинок в родной дом. После чего завязал мне глаза плотной повязкой и приказал продолжать упражнение вслепую. Сотню повторений правой, потом ножны перевешиваются на другую сторону и сотня левой. Под конец мои руки потеряли всякую чувствительность, с ладоней капала кровь от многочисленных, но неглубоких порезов, не всегда получалось точно вложить клинок. Наконец, капитан посчитал упражнение выполненным и погнал меня к Юджину, залечивать ранки. К счастью, Юджин уже проснулся, и сам шел на площадку, где и был перехвачен моей страдающей личностью. Ранки он залечил быстро и я уже намеревался уползти в комнату, даже без завтрака, но Гордион пресек мое дезертирство и продолжил занятия. Вместо моего меча, он вручил мне жутко тяжелый муляж и заставил отрабатывать некоторые стойки. Если мой клинок весил около трех килограммов, то этот тянул на полную десятку. Я махал этим дрыном, пока не закончились последние силы. Зато, взяв после этого свой меч в руки, я поразился! Он был легонький, словно перышко!